Ольга Серебряная: Овощебаза без кавказского акцента
Есть теперь в моем языке такое слово — Бирюлево. Тридцать с лишним лет я его не знала, и от недостаточности собственного словаря не страдала. Сейчас освоила, но одно тревожит: уже почти неделю я этим словом владею, а до сих пор не уверена, что понимаю его смысл. Из того, что я читаю, очевидно, что Бирюлево — не название района на юге Москвы. Это обозначение какого-то специального российского типа мышления о нации, государственном устройстве и нормах общежития. Мышления спутанного, судорожного, догматичного.
Конфликт был с самого начала квалифицирован как межнациональный. В нем как будто бы участвовали два игрока — местное население (оно же «русский народ») и понаехавшие (они же «хачи», «лица кавказской национальности», «нелегальные мигранты» и т. д.). Русский народ в этом конфликте будто бы требовал справедливого возмездия за убийство и последующего наведения порядка методом ликвидации овощебазы. Тут сразу же вопрос: так на кого был направлен народный гнев? На «понаехавших» или на бездействующую местную полицию? На толпы работников овощебазы или на сам принцип ее устройства, требующий использования рабского труда бесправных уроженцев стран Средней Азии и Закавказья? Если первое, то почему «русский народ» громил торговый центр, а не врывался в квартиры компактного проживания «понаехавших»? А если верно все-таки второе, то какой смысл в квалификации конфликта как межнационального?
В этом случае его, скорее, следует понимать как бунт против деспотизма государства, лишившего подданных гражданских прав, но не способного обеспечить им жизнь и безопасность. Другими словами, против нефункционирующей полиции, превратившейся в контору по приему взяток за регистрацию и перерегистрацию рабов, и против органов государственного контроля, не контролирующих ни одного рынка в Москве (и не только рынка). Но в эту сторону дискуссия не пошла. На вопрос о том, как устроена овощебаза, отвечали контрвопросом о том, что Москва будет есть, если ее закроют — как будто никакого иного положения дел, кроме овощебазы в ее нынешнем виде и полного отсутствия овощебазы, в принципе не возможно. Равно как и проблема сверхкомпактного проживания трудового персонала овощебазы как-то подсознательно сводилась к культурным особенностям этих людей, как будто они кучкуются в одной квартире не из нужды, а следуя мифической племенной этике и свойственным их народам «традиционным ценностям».
Дискуссия хотела идти в сторону национализма, и она туда пошла. Откровения жителей Бирюлево заполонили фейсбук. После колонки Кати Романовской стало даже казаться, что признаваться в «националистических убеждениях» — это такой новый московский тренд, вроде недавней неистовой любви к Капкову. Но, если читать внимательно, выясняется, что речь в этих откровениях снова идет о безнаказанных преступлениях, коррумпированной полиции, отсутствии каких бы то ни было усилий по интеграции мигрантов, то есть, в конечном итоге, о наших, а вовсе не о кавказских проблемах. «Русский народ» умеет избивать других ничуть не хуже, чем граждане входящих в зону влияния России южных республик. Муниципального депутата Елену Ткач уронили с трибуны отнюдь не азербайджанцы, Кашина чуть не убили не таджики, и у «электриков», избивших помощника посла Нидерландов, не было «кавказского акцента». Отсутствовал он и у доблестных сотрудников правоохранительных органов, пинавших на камеру Орхана Зейналова и волокших его, тоже на камеру, в кабинет к Колокольцеву. Тут впору констатировать, что у «понаехавших», как они представлены в постах бирюлевских жителей, как раз нет никаких проблем с интеграцией. Они с российской государственностью едины — в отличие от ценящих свободу, безопасность и собственное достоинство новоявленных «националистов».
Но эти самые «националисты» (которых правильнее было бы называть потерпевшими), при всей спутанности и судорожности своих рассуждений, хотя бы не отрицают реальности, тогда как образцовые либералы только этим и оказались сильны. Роман Доброхотов на «Кольте» лихо развенчивает пять мифов о пользе введения виз. Сама виза для граждан соседних стран, спору нет, неочевидный инструмент для восстановления порядка у себя в стране, но нельзя же «развенчивать мифы» о ней путем изложения пяти других мифов. «В насквозь коррумпированной, подсевшей на нефтяную иглу России с ее постоянно деградирующими государственными и общественными институтами, — пишет Доброхотов, — не осталось уже никакого ядра, кроме глубочайшего культурного фундамента, оставшегося в наследство от предыдущих поколений и передающегося посредством русского языка. Мигранты, приезжая в Россию и выучивая русский, становятся агентами-распространителями русской культуры». Кажется, проблема как раз и состоит в том, что русский они не выучивают и что приезжают они не в страну с «глубочайшим культурным фундаментом», а на бирюлевскую овощебазу, и ничего, кроме царящих там порядков, не видят.
Да и сам этот культурный фундамент — вместе с межнациональными конфликтами и «искренней ксенофобией» — если где и существует, то лишь в рамках спутанного клубка эмоций, страхов и не доведенных до конца размышлений, который называется теперь коротким словом «Бирюлево».